Журнал `Юность`, 1973-3 - журнал Юность

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Выпусти птицу!Что с тобой, крашеная, послушай!!Модная прима с прядью плакучей,бросишь купюру —выпустишь птицу.

Так что прыщами пошла продавщица.Деньги на ветер, синь шебутная!Как щебетала в клетке из тисата аметистоваячетвертная —«Выпусти птицу!»

Ты оскорбляешь труд птицелова,месячный заработок свой горькийи «Геометрию» Киселева,ставшую рыночкою оберткой.Птица тебя не поймет и не вспомнит,люд сматерится,будет обед твой — булочка в полдник,ты понимаешь! Выпусти птицу!

Птице пора за моря вероломные,пусты лимонные филармонии,фаустпатроном из плена и сытостивыпусти, выпусти…

Не понимаю, но обожаюбабскую выходку на базаре.«Ты дефективная, что ли, деваха!Дура — де-юре, чудо — де-факто!»

Как ты ждала её, красотулю!Вымыла в горнице половицы.Ах, не латунную, а золотую!..Не залетела. Выпусти птицу!

Мы третьи сутки с тобою в раздоре,чтоб разрядиться,выпусти сладкую пленницу горя,выпусти птицу!

В руки синица — скучная сказка,в небо синицу!Дело отлова — доля мужская,женская доля — выпустить птицу!..

Наманикюренная десница,словно крыло самолётное снизу,в огненных знакахнад рынком струится,выпустив птицу.

Да и была ль она, вестница чудная!..Вспыхнет на шляпе вместо гостинца,пятнышко едкое и жемчужное —память о птице.

Прощайте, Семен Исаакович!Фьюить!Уже ни стихом, ни сагоюоттуда не возвратить.

Почетные караулыу входа в нездешний гулждут очереди понуро,в глазах у них: «Караул!»

Цветной акробатик елочный,пострел,ссребряннейший, как перышко,просиживал в ЦДЛ.

Один как всегда, без дела,на деле же — весь из мук,почти что уже без теламучительнейший звук.

Нам виделось кватроченто,и как он, искусник, смел…А было — кровоточеньеиз горла, когда он пел!

Маэстро великолепный,стриженый, как школяр.Невыплаканная флейтав красный легла футляр.

Ты кричишь, что я твой изувер,и, от ненависти хорошея,изгибаешь, как дерзкая зверь,голубой позвоночник и шею.

Недостойную фразу твоюне стерплю, побледнею от вздору.Но тебя я боготворю.И тебе стать другой не позволю.

Эй, послушай! Покуда я жив,жив покуда,будет люд тебе в храмах служить,на тебя молясь, на паскуду.

Память — это волки в поле,

убегают, бросив взгляд,—

как пловцы в безумном кроле,

озираются назад!

Скука — это пост души,когда жизненные сокипомышляют о высоком.Искушеньем не греши.

Скука — это пост души,это одинокий ужин,скучны вражьи кутежи,и товарищ вдвое скучён.

Врет искусство, мысль скудна.Скучно рифмочек настырных.И любимая скучна,словно гладь по-монастырски.

Скука — кладбище души,ни печали, ни восторга,все трефовые тузыраспускаются в шестерки.

Скукотища, скукота…Скука создавала Кука,край любезнейший когдаопротивеет, как сука!

Пост великий на душе.Скучно зрителей кишевших.Все духовное ужеотдыхает, как кишечник.

Ах, какой ты был гурман!Боль примешивал, как соус,в очарованный роман,аж посасывала совесть…

Хохмой вывернуть тоску!Может, кто откусит ухо!Ку-ку!Скука.

Помесь скуки мировойс нашей скукою досадной.Плюнешь в зеркало — плевокне достигнет адресата.

Скучно через полпрыжкапотолок достать рукою.Скучно, свиснув с потолка,не достать паркет ногою.…Кукишскуке!

Ты молилась ли на ночь, береза!Вы молились ли на ночь,запрокинутые озераСенеж, Свитязь и Наречь!

Вы молились ли на ночь, соборыПокрова и Успенья!Покурю у забора.Надо, чтобы успели.

У лугов изумлявших —запах автомобилей…Ты молилась, Земля наша!Как тебя мы любили!

Погадай, возьми меня за руку,а взяла — не надо гадать…Все равно — престол или каторга —ты одна моя благодать!Бог — с тобой, ты — созданье бога.И, пускай он давно не со мной,нарисована мне дорогапо ладони твоей золотой.Ты одна на роду написана.Но читать подождем.А отклонится линия жизни —я её подправлю ножом.

Александр Сергеевич,

разрешите представиться*

Владимир Владимирович,разрешите представиться!Я занимаюсь биологией стиха.Есть роли более пьедестальные,но кому-то надо за истопника…У нас, поэтов, дел по горло.Кто занят садом, кто содокладом.Другие, как страусы,прячут головы,отсюда смотрят и мыслятзадом.Среди идиотств, суеты, наветовпоэт одиозен, порой смешон —покане требуетпоэтак священной жертвестадион!И когда мы выходимна стадионы в Томскеили на рижские Лужники,вас понимающие потомкитянутся к завтрашним сквозь стихи.Колоссальнейшая эпоха!Ходят на поэзию, как в душ Шарко.Даже героипоэмы «Плохо!»требуют сложить о них «Хорошо!».Вы ушли,понимаемы процентов на десять.Оставались Асеев и Пастернак.Но мы не уйдем — как бы кто ни надеялся!Мы будем дратьсяза молодняк.Как я тоскую по поэтическому сынукласса ТУ-144 и 707 «Боинга».Мы научили свистатьпол-России.Дай одногосоловья-разбойника!..И когда этот случай счастливыйпредставится,отобью телеграммку, обкусав заусенцы:«Владимир Владимирович,разрешите преставиться.Вознесенский».

Николай ПЕТРОВСКИЙ-ТЕВЕТКЕЛ

Перевел с чувашского В. ШИРОКОВ

Как разбежавшиеся кони,в ночь, колокольцами звеня,спешит вода: и шум погоникак эхо гаснущего дня.И под вечернею зареюясней братание ветвей,и над усталою землеюне засыпает соловей.В весеннем розовом туманедвоится солнечный цветок,и над оттаявшей полянойкурится розовый дымок.И так мила невзрачность эта:овраги, кочки, сухостой,—что видишь разом всю планетув одной прогалинке лесной.А дальний холм, как ярый книжник,над полем вспаханным застыл;а птица кружит ниже, ниже,как видно, недостало сил!..О чем задумался философ,что видит он через поля!Какое множество вопросовпред ним поставила земля.Горит зари вечерней кромка.Многоголоса тишина.Вновь мячиком из рук ребенкана небо выскользнет луна.её толкнет зелёный ветер,подхватит и не даст упасть,закружит… Только на рассветеоставит, наигравшись всласть.Но что нам ветер невесомый…Шуми, зеленая пурга,напоминая, как бессоннобурлит могучая тайга,как льется солнечное семяв тугие борозды полей,как славно дышится весеннейгармошке старенькой моей!

Михаил БЕЛЯЕВ